День участкового 
Опубликовано: 04.11.2010, 18:11
«Из салона ментовского уазика город выглядит иначе», — только я подумал об этом, как патрульная машина въехала во двор дома № 135, с типичным скрипом тормозов становилась возле перепуганных девиц и неспешно вытряхнула из себя четверых: троих в форме и меня в штатском. Разделившись по двое, мы направились к разным подъездам. «Какая квартира?» — нарушил я молчание. «Сорок шестая», — посмотрел участковый в план-задание и поочередно нажал на домофоне «4» и «5». Я хотел было поправить, но так и не произнес ни слова. С виду простой милиционер знал свое дело: «Здравствуйте. Это участковый. Мы к соседям. Откройте дверь».



Пропала собака

«Блин, на фига я ввязался?» — положил я трубку телефона на стол. Дело в том, что по заданию редакции я добился разрешения на день стать тенью участкового уполномоченного милиции. Структура серьезная, порядки строгие. Поэтому суровый голос в трубке мгновенно обрисовал радужные перспективы, а именно «должностное лицо милиции общественной безопасности органов внутренних дел Российской Федерации, осуществляющее служебную деятельность, направленную на защиту прав граждан, проживающих на соответствующем административном участке». Вы понимаете, о чем я. Хотелось живого репортажа, а не этих «железнодорожных составов» в виде должностных клише.

Утром следующего дня я обреченно появился в опорном пункте милиции. Постучал и открыл дверь кабинета. Удалось разглядеть немногое. Лишь сидящего справа бездомного с невидимой табличкой «Только что задержали». Остальной взор перекрывал человек в черном костюме, стоящий у самой двери. Выглянув из-за этого тела, я обратился к мужчине в форме за столом: «Артем Федорович?» «Да, я», — раздался ответ, но, к моему удивлению, не от сидящего за столом, а от той самой фигуры у двери. Только тогда я разглядел невысокого темноволосого участкового, с которым накануне говорил по телефону, и подумал: «День все-таки обещает быть интересным».

Участковый пункт совсем не походил на здание милиции. Здесь не было решеток, проходного пункта, пропусков. Обычная контора: пустой коридор и кабинеты. Ожидая Артема Федоровича, я прошел в просторную открытую комнату, в которой два стола занимали инспекторыв форме, а третий пустовал. За него я и присел. Никто даже не по интересовался, почему я позволяю себе такое вольное хождение. Инспекторы поздоровались глазами и продолжили что-то записывать.

В комнате находился еще один человек — заплаканная женщина лет тридцати пяти. Она сидела и молча наблюдала за быстрыми движениями руки участкового, заполняющего бледно-желтый бланк протокола. Женщина теребила в руках темный полиэтиленовый пакет. Было ясно, что в нем очень ценные бумаги. Но она переживала и даже не замечала, как мнет то, что до сегодняшнего дня бережно хранила.

— Как, говорите, называется порода собаки? — обратился инспектор к женщине.
— Вы, наверное, не знаете такой, — с дрожью ответила она. — Бельгийский гриффон. Небольшая такая собачка. Шерсть жесткая, но не длинная. Средней длины.
— Факт кражи вы не подтверждаете?
— Нет-нет, она сама убежала. Я же говорю, мы возвращались домой, я открывала дверь подъезда. В этот момент она и убежала.
— Пожалуйста, прочтите, — протягивает участковый бумагу. — В конце напишите «С моих слов записано верно. Мною прочитано». И распишитесь.

Я смотрю на происходящее и начинаю думать, а не разыгрывают ли меня? Столько спокойствия, терпения и уважения. Нет и намека на сарказм: ни в голосе, ни в выражении лица человека в форме.

Трубы горят

Артем Федорович служит «на земле» седьмой год. Начинал участковым в станице, потом перевели в город, где пару раз менял районные пункты, и сейчас занимает должность старшего участкового. Работа тяжелая, но интересная. Пожалуй, это все, что я успел узнать лично от Артема до того, как в его кабинет вошли милая девушка с парнем.

— Извините, я украду у вас пятнадцать минут?
— Почему пятнадцать? — удивленно, но с улыбкой спросил Артем.
— Может, и не пятнадцать. Может, меньше.
Вначале мне показалось, они хорошо знакомы. Слишком уж приветливо она начала разговор. Однако позже стало понятно, что они видят друг друга в первый раз. Девушка меняла трубы в ванной, но не могла перекрыть стояк, потому что домоправитель отказывалась дать ключи от подвала.
— Она уперлась, — жаловалась девушка, — и теперь отказывается даже разговаривать. Пожалуйста, сходите с нами, поговорите с ней.
— Постойте. Разве вы не имеете права поменять трубы? Есть номер этой женщины?

Артем Федорович достает сотовый телефон, набирает номер и включает громкую связь. Пятнадцать минут, которые просила девушка, уходят на разговор с классическим окончанием: домоправитель начинает симулировать помехи связи, громко кричит «Алло! Алло!» и обрывает звонок. Артем смотрит на девушку:

— Сейчас человек примет женщину, у которой пропала собака, освободится и сходит с вами. Не волнуйтесь! Разберемся с вашей тетей.

Пара уходит, Артем поворачивается ко мне:

— Так вот и живем.
— Весь день такое? — спрашиваю я.
— Да, весь день, — улыбается Артем и добавляет, — каждый день. Хотел вкусить жизни участкового? Получай.

Мы выходим из кабинета, Артем просит подождать у входа и через пару минут приводит того самого бездомного, которого я видел в кабинете.

— Вот, поговори, — обращается ко мне Артем и угощает задержанного сигаретой. — Узнай, как он докатился до такой жизни. Задержали сегодня с пакетом марихуаны. Обкуренный. Ничего не соображает. Освободился недавно — теперь опять пойдет. Родители от него отказались. Ни дома, ни семьи. Бомжует, хотя есть жена и сын.

Мы стоим на пороге опорного пункта, и Артем говорит с задержанным. Не допрашивает, не пытается уловить в речах, а именно говорит. Как человек с человеком.

— Ребенка своего давно видел?
— Видел.
— Как-нибудь помогаешь семье?
Задержанный опускает голову и молчит.

Положение обязывает

Через полчаса дворами мы с Артемом пришли в отделение милиции за так называемыми материалами. Признаюсь, я так и не понял смысла «круговорота» бумаг. Каждое заявление в опорный пункт участковый, сопровождая объяснительной, передает в дежурную часть. Заявление регистрируют, рассматривают и в случае вероятного наличия состава преступления наутро направляют на детальное рассмотрение… Угадайте кому? Назад участковому. Инспектор опрашивает свидетелей, подготавливает акты экспертизы и в итоге опять возвращает бумаги в отделение.

Уверен, я все напутал, но именно такой порядок отложился у меня в сознании. Те бумаги, которые должностные лица утверждают друг у друга, называются материалами. В день Артем Федорович получает 10—15 материалов и, как старший участковый уполномоченный, распределяет их между закрепленными за собой участковыми. По каждому делу в течение десяти дней должно быть принято решение: возбудить уголовное дело или отказать в возбуждении такового.

— Это ведь десять-пятнадцать человеческих судеб, — поясняет Артем. — Лишь с виду все просто. А ведь от моего решения зависит жизнь конкретных людей.

По закону подлости в тот день в дежурке по административному участку Артема Федоровича не нашлось ни одного материала. Именно не нашлось. Не принесли. Потеряли. Забыли. Неизвестно. Не может быть такого, чтобы за сутки не поступило ни одного материала.

— За три года службы на этом участке второй раз такое, — удивился Артем. — Это нонсенс. Возможно, материалы передали начальству. Пойдем наверх. Тем более начальник все равно хотел тебя видеть.

Как говорится, положение обязывает, поэтому встреча прошла на высшем уровне, то есть под девизом «участковый уполномоченный милиции наделен широкими полномочиями практически во всех направлениях деятельности органов внутренних дел». Вы понимаете, о чем я.

Участковым живется тяжело. Вместо выполнения прямых обязанностей приходится постоянно работать за других. Например, охранять стадионы. Хотя для этих целей создан целый полк ППС. С такой идеей я покидал кабинет начальника УУМ целого округа и был ошеломлен видом самых настоящих деревенских вил у двери. «Изъято в качестве вещественного доказательства при осмотре места происшествия», — гласила бирка, привязанная к отполированному руками черенку.

— Надеюсь, не орудие убийства? — не удержался я от вопроса.
— Нет, мужчина угрожал соседям.

Свежие списки

Вы видели сходку гангстеров в фильмах? Если бы я не сидел на лавочке возле опорного пункта милиции, то посчитал бы себя свидетелем именно такой сцены. Ближе к шести вечера во дворе появились одновременно две абсолютно одинаковые машины, в обеих — по крепкому парню в камуфляже. Чуть позже у входа остановился патрульный УАЗ, еще через минуту — патрульная «восьмерка». Появились пешие в форме и женщина с папкой. Подходило время так называемого развода.

Ровно в шесть все собрались в большой комнате опорного пункта. Я получил задание одним из первых:

— Езжай с этими людьми, — указал мне Артем Федорович на троих в форме. — Из наркодиспансера поступил список наркоманов. Проедете по адресам, узнаете, чем живут эти люди и живут ли вообще. План-задание и списки я выдал. Потом отчитаешься.

Из салона ментовского уазика город выглядит совершенно иначе. Дома и улицы серые. Люди оборачиваются и настороженно провожают взглядом. Как в такси, постоянно шумит рация, вот только речь диспетчера нисколечко не оптимистичная.

Мы въехали во двор дома № 135 и минут через пять позвонили в дверь квартиры № 46. Позвонили первый, второй, третий раз. Никто не открыл. Никто не открыл и дверь сорок пятой квартиры, хотя именно ее хозяева впустили нас в подъезд. Лишь только с противоположной стороны лестничной площадки вышла женщина в летах.

— Скажите, кто живет в сорок шестой квартире?
— Женщина, но она поздно приходит. В банке работает. Пока доедет из другого района…
— Знаете ли вы такого: Огорелков Сергей Александрович? — сверяется со списком участковый.
— Сергей Александрович? Нет, не знаю. А как фамилия?
— О-го-рел-ков.
— А, Огорелков! Так он же умер давно. Еще в две тысячи втором. Умер. Да.

На пороге незнакомой квартиры и в присутствии пожилой женщины в халате участковый расписывает целый лист и просит женщину прочесть объяснительную. Вновь звучит фраза «С моих слов записано верно. Мною прочитано». Мы выходим из подъезда, и только тогда участковый говорит: «Бывает и такое. Свежие списки из наркодиспансера, а человека уже восемь лет в живых нет. Тебе бы на задержание съездить, было бы интереснее».

Человеческий фактор

В обществе принято считать, что милиция и участковые в том числе только и делают, что валяют дурака. Не стану ни подтверждать, ни опровергать. Скажу одно: в день своей «участковой службы» увидел, что органы выполняют много того, о чем мы, обычные граждане, даже не подозреваем. Я говорю не о раскрытиях международных заговоров, а, скорее, о мелочах, которые, возможно, никому даже и не нужны. Никогда не думал, что участковые проводят осмотр покойников на предмет насильственной смерти: «Четвертого числа было трое покойников, — листает Артем материалы. — Третьего числа — один. Второго — один. Первого — один». Психически больные обязаны ежемесячно отмечаться в опорном пункте. Каждый такой визит — целый концерт, в лучшем случае — с песнями и плясками. Основная задача участковых — профилактика преступлений. Обойти район, пообщаться с бабульками, навестить наркоманов и каждому погрозить пальцем: «Редиска ты такая, больше так не делай». И все это сопровождается тонной объяснительных, протоколов, актов и прочих малополезных бумаг однотипного содержания. Та же «С моих слов записано верно. Мною прочитано». Жаль, не сосчитал, сколько раз за день услышал эту фразу.

— Работа у нас сложная, — делится Артем в кабине уже совсем под вечер. — Поэтому и текучка кадров. Мне по нормативам положено двенадцать участковых, а работает всего пять. Не выдерживают, уходят. Меня звали на другие должности. В уголовный розыск звали. Не хочу. Скучно мне без бабулек. Ухожу в отпуск — и через день на работу тянет. Не хватает мне этой суеты, странных людей, жалоб, как сегодня, с трубами и собачкой. Окружающие не видят всего, не понимают. Приходят, а мы в бумагах, в нервотрепке. Невозможно всем и сразу угодить. Просим подождать, а они — к начальству и в прокуратуру жаловаться. Бывает и наоборот. Знаешь, что за шесть лет службы запомнилось больше всего? Я тогда работал в станице. Это было вечером, в День милиции. Хоть и ноябрь, но было очень холодно. Ветер, снег даже шел. Приходит в отделение бабулька с пакетом. Через всю станицу шла пешком в мороз. Ветхая-ветхая. «Сынок, а помнишь, ты внучку моему помогал?» Я говорю: «Прости, мать, не помню». «А я помню. Вот, цветочков тебе принесла на праздник». Она руку в пакет и… Видимо, по дороге переломала цветы. Достает из пакета голые стебли без бутонов — и в обморок падает. Еле успокоил ее. Нашел стакан, поставил туда эти стебли. До сих пор они у меня перед глазами.

На какое-то время мы оба замолкаем.

— У нас ненормированный график, — минут через пять нарушает тишину Артем. — Часто ночью поднимают.
— График ненормированный, но каждый день в восемь надо быть на построении?
— Да. Так с восьми до десяти на работе и провожу время. Кстати, пора выдвигаться. Надо заехать за людьми из администрации. В десять выдвигаемся в рейд по малолетним.

Я начинаю паковать ноутбук в сумку и позволяю себе личный вопрос:

— А для семьи при таком распорядке хоть какое-то время остается?
— Нет семьи. Один я пока. Да и кому я нужен такой?


© Журнал «Свежий номер», Ноябрь 2010
Текст: Георгий Евтушенко
Иллюстрация: коллективное творчество ТО «Балкон», в рамках проекта «Русский бытовой»

Рубрика: Репортаж